Прощание

На сцене не было ничего, кроме двух столов и двух стульев. Потом выходили два актера – Андрей Толубеев и Екатерина Марусяк, садились на стулья и принимались читать письма. Просто читать письма, одно за одним. В их распоряжении были минимальная пластика, да еще мимика и голос. И вот с помощью этих скудных средств Толубеев создавал объемный мощный образ, ничем не уступающий актерским образам из великих спектаклей. За полтора часа его герой проживал целую жизнь – от тинэйджера, терзающегося первым безотчетным чувством до почтенного отца семейства, в целом вполне благополучного, но по сути совершенно несчастного. Не вставая из-за стола, Толубеев умудрялся сыграть трагедию человека, переполненного любовью, но так и не реализовавшего ее ни на гран. Со смертью любимой, с которой и встретились-то всего несколько раз и то формально, любовь превращалась в тяжелый камень, который давил на грудь, мешал дышать, говорить, перекрывал путь спасительным слезам. Герой превращался в живой труп, продолжавший по инерции шевелиться и говорить.

Андрей Юрьевич Толубеев, хоть и был сыном народного артиста СССР Юрия Владимировича Толубеева, в юности мечтал стать космонавтом, а в итоге получил диплом врача, а стал выдающимся артистом современности. Он безупречно владел техникой профессии, как и его отец, чьих персонажей скульпторы нередко отливали в бронзе. Андрей Толубеев обладал исключительным обаянием, но исполинской внешности ему недоставало. В кино он играл социальных персонажей – внятно, остро, иронично. А в театре стал-таки героем и без героической фактуры. И именно оттого, что умел любить на сцене – сильно, благородно, всепоглощающе. В БДТ он пришел при Товстоногове и проработал здесь три десятка лет. На рубеже 90-х, в первом спектакле Темура Чхеидзе «Коварство и любовь», он умудрился совместить в своем Вурме – персонаже, которого традиционно изображали законченным подонком, – и любовь и коварство. Любовь к прелестной дочери старого музыканта была так огромна и так безнадежна, что единственным способом ее завоевать оставалась интрига. Вурм строил козни, произносил убийственные тексты, а дрожащий голос и робкие взгляды молили о любви. Он любил Луизу гораздо больше самодовольного молодчика Фердинанда, а в финале являлся пришибленным, раздавленным, едва шел, почти полз. И уничтожала его не смерть Луизы, а собственное прозрение – слишком позднее осознание того, что любовь и ложь несовместимы и неизбежно ведут к гибели.

А как любил толубеевский Лопахин Варю – это был единственный «Вишневый сад», когда верилось: он найдет Варю, женится на ней, когда не нужно будет ломать комедию, когда уедут зрители, когда можно будет честно и открыто объясниться. Найдет скоро, завтра. И они проживут много, много дней.

А каким ослепительным голливудским ковбоем выглядел его Джон Проктор в «Салемских колдуньях»: жил на широкую ногу, увлекался, но в душе носил образ жены, маленькой Элизабет, как рыцари носят образ Прекрасной Дамы.

Отборная толубеевская ирония, чувство юмора, жанра, стиля, что проявлялись в каждом жесте, позволили родиться на сцене БДТ изумительным комедийным образцам: нежному Мишеньке Бальзаминову, что искал убежища от полной опасностей жизни и находил необъятную, любвеобильную Белотелову, Сержу, герою спектакля «Art», который, купив совершенно белый холст, с высоты неимоверных амбиций читал приятелям лекции о современном искусстве, Аркашке Счастливцеву, пуганому комику, с пол-оборота принимающегося играть нужную роль, а иногда две роли сразу.

Однажды в БДТ поставили совершенную безделку – пьесу «Мотылек» про то, как один солдат срочной службы от горя и бедствий армейской службы превратился в девушку. Андрею Толубееву досталась роль полковника. И с первых же слов, когда этот полковник сел перед публикой и начал рассказывать залу, как хоронили его друга в мерзлую землю, возникли в голосе актера ноты такой степени искренности, что никакому Гришковцу и не снились. Весь спектакль находясь среди молодых артистов, Толубеев подавал им реплики, как голевые подачи, окружал их отеческой заботой. Только так ведь и передается любая творческая профессия – с отеческим теплом, из уст в уста, из рук в руки.

Лишь однажды Толубееву пришлось выходить на сцену и играть героя, лишенного дара любви – Арбенина в «Маскараде». По сцене от начала и до конца ходил мертвец. И артист уверял, что сам почти умирает, готовясь к спектаклю, но оправдывать убийцу не считает возможным.

Стоило Толубееву сыграть роль в сериале – да вот хоть генерала ФСБ в пресловутом «Агенте национальной безопасности», и все реальные генералы ВВ принимали его за своего. Как-то так умел Андрей Юрьевич играть, что глядя на его человека в мундире, ничего не стоило представить его себе в домашних тапочках. И если уж выпадало ему на сцене играть гуманиста во власти, то и выходил гуманист, а не демагог – чиновник, желающий добра людям, ищущий справедливости вопреки всему. Невероятно, но факт. Таким был Тальбот в «Марии Стюарт» – единственный порядочный человек в прогнившей насквозь государственной пирамиде.

Последнее десятилетие Андрей Толубеев тянул на себе репертуар БДТ – играл десятки спектаклей в месяц. Играл так, как и положено артисту из десятки сильнейших – образцово, без сбоев, без помарок. Но Толубеев был больше чем артистом – он был артистом, умеющим любить на сцене и наполнять тысячный зал надеждой, связанной с этим чувством. Это тот опыт, которому, увы, нельзя научиться. Это дар.