Известный актер написал пьесу об одиноких женщинах и родном Петербурге
Он мог стать космонавтом или летчиком-испытателем – будучи старшеклассником, увлеченно занимался в клубе юных космонавтов. Он должен был быть врачом – успешно окончил Военно-медицинскую академию. У него несомненный литературный дар – пишет рассказы, пьесы. Но числит себя Андрей Юрьевич Толубеев прежде всего актером. Служит в знаменитом БДТ, куда был приглашен самим Георгием Товстоноговым. Сейчас он один из самых востребованных артистов в театре. Откуда берет время еще на общественную работу, на сочинительство?
– На общественную работу я "заряжен" со школьных лет, – говорит актер. – Так меня воспитали. Мой отец, народный артист СССР Юрий Толубеев, всегда делал что мог для своих коллег-актеров, приходивших к нему за советом или помощью. Моя мама, тоже актриса, не один год избиралась в местные депутаты. Но я сейчас по общественной части стал работать несколько меньше. Я не человек власти. А писать – это мое увлечение. Вся русская интеллигенция раньше писала. Кто-то ограничивался дневниками, кто-то – статьями в газетах, журналах...
– У вас дневниками это не ограничилось – готовится к выходу книга...
– Да, скоро выходит в свет мое "Наполнение луной". В этой книге записанные мной монологи, а также рассказы, повести и пьеса. Но не думайте, что мыслю себя великим писателем. Никаких причуд по этому поводу в голове нет. Я актер.
– Однако вы и рисуете хорошо. Оформление книги – ваше?
– Хотел, чтобы было так. Но на рисунки требуется время, а у меня его нет.
– В прошлом году город был оклеен афишами нового спектакля Александринского театра – "Александрия", поставленном по вашей пьесе. Уже и билеты продавались. В последний момент премьеру отменили...
– Писал свою первую пьесу ради собственного удовольствия и исходя из своего актерского опыта. Учитывая, что может и хочет играть актер на сцене. Показывал ее знакомым режиссерам, театроведам. Все отзывались в целом неплохо, хотя без замечаний, конечно, не обошлось. Одному понравился один акт, другому – другой, третий предлагал изменить начало, четвертый – концовку. Я пытался замечания учесть, добросовестно вносил правку. Пока в один прекрасный момент не понял, что так можно себя потерять, свое "я". Поэтому восстановил оригинал рукописи и оставил все как есть. В конце концов я же не профессиональный драматург и не претендую на это звание. У меня нет никакой обиды и на художественное руководство Александринки, снявшее уже практически готовый спектакль. Как мне сообщили: "Пьеса хорошая, но не соответствует эстетике театра". Но все обязательства передо мной как перед автором были выполнены. Как, видимо, и перед художником Ольгой Земцовой, создавшей великолепные декорации, и перед композитором Александром Дольским. Сейчас моя "Александрия" идет в Театре флота в Кронштадте и в небольшом театре Культурного центра Московского района города.
– Это пьеса о вашей семье?
– О семье, но не моей. Там использовано одно письмо, его зачитывают герои – вот оно принадлежит моим близким. Остальное – плод фантазии и наблюдений актера. "Александрия" – пьеса о трех одиноких женщинах, о любви, о родном Петербурге. Происходит действие в волшебные и мистические белые ночи.
– А почему, извините, вдруг о женщинах?
– Потому что я – мужчина и все время смотрю на них, любуюсь ими, пытаюсь их понять и познать.
– В вашу пьесу режиссеры пытались внести коррективы. А когда вы в театре работаете над тем или иным спектаклем – "поправляете" вместе с постановщиком авторов?
– Все зависит от таланта. Чем талантливее постановщик и исполнители, тем больше прислушиваются они к автору. Тем интереснее постановочное решение. Чтобы меняли реплики? Не помню такого. В постановке шекспировского "Макбета" Тимур Чхеидзе одел актеров в костюмы конца ХХ века. Подобного сам Вильям Шекспир, думаю, никак не мог предположить. Спектакль от этого не проиграл.
– Как профессиональный врач поставьте, пожалуйста, диагноз современному театру.
– Я не смешиваю две эти профессии – врача и актера. Учеба в Военно-медицинской академии дала мне кругозор. Но я давно уже не практикую. И не берусь рассматривать систему Станиславского с точки зрения, например, учения Павлова о рефлексах.
Диагноз, впрочем, очевиден: функциональный паралич воли. Со сцены исчезли волевые герои.
– Я не о героях, а о самом театре.
– Театр, безусловно, жив. Спектаклей ставится много. Разных. Об этом можно спорить. И, слава Богу, есть о чем спорить! Основная проблема сейчас – как молодым заявить о себе. Денег дают для постановки, главным образом, под известные имена. Не слышал, чтобы их получил чистой воды талант. Чтобы пробиться, молодым приходится выворачиваться наизнанку, ставить в угоду заказчику иной раз не только пустые, но и пошлые спектакли. Последнее время много говорят о грядущем реформировании театра. Я не первый десяток лет работаю в нем, догадываюсь, что можно сделать с ним, а что нельзя. Категорически нельзя отказываться от завоеваний прошлого. В нашем отечественном театре было много хорошего – и все вдруг на помойку? Несправедливо по отношению ни к старшему поколению артистов, ни к самому театральному искусству.
– Вы мало стали сниматься в кино. Почему?
– Не приглашают. Иногда становится обидно. Иногда думаю – и к лучшему! Заказывают нынче кинофильмы люди, которые часто не имеют отношения к искусству. Те, у кого есть деньги. Герои и исполнители этих героев у них, как правило, одни и те же, переходят из сериала в сериал. Нормальный человек с экрана практически исчез, одни уголовники. Вспомните: "Брат", "Бригада". Совсем новый – "Люди из стали". Этот круче предыдущих. Я, к слову, должен был сниматься в нем. Играть продажного губернатора. Скрепя сердце согласился – нужны деньги, чтобы содержать семью. Но пока читал сценарий, на "мою" роль взяли другого актера, он как раз завершил предыдущую работу, тоже какого-то перевертыша там играл. Подобные обманы теперь в порядке вещей. Со мной, во всяком случае, они случались не один раз. В одном сериале я уже даже начал сниматься. Уехал домой отдохнуть, а через день узнал: вместо меня в сериале задействован другой исполнитель. Передо мной даже не извинились!
– Разве вы не подписывали договор?
– Договора не было. Я привык доверять людям. Если сами художники не будут честными между собой, что тогда святого в этой жизни?
– Но своей театральной судьбой, мне кажется, вы должны быть довольны: из мужской половины труппы БДТ никто, кажется, не играет больше вас – на вас держится почти половина репертуара. Вы чувствуете себя органично в разных ролях?
– Не во всех. Роль в спектакле "Ложь на длинных ногах" явно не моя. Говорил об этом режиссеру, а он не согласился. Совершенно неожиданно назначили Арбениным в "Маскараде". Всегда с ужасом иду на этот спектакль. Он патологический человек – этот Арбенин.
– Ну, вам-то не привыкать играть и такое. Один Нерон в спектакле Товстоногова "Театр времен Нерона и Сенеки" чего стоит...
– Да, но Нерон был артистичен в своих злодеяниях. И у него было на кого свалить – "Ты ж меня таким воспитал, Сенека!" Хоть какое-то оправдание. Арбенин же – просто себялюбивый маньяк, без всяких объяснений. И враки все это, что общество его таким сделало. Может, все дело в том, что "Маскарад" – первая пьеса Лермонтова? Красивая, но не до конца продуманная. Она, кстати, долго имела не очень хорошую сценическую судьбу. Играли ее мало.
– А какие у вас любимые пьесы?
– Вкус у меня простой: люблю Чехова и Шекспира. Хотя они, наверное, доведись им встретиться, друг друга бы не полюбили. С удовольствием играл бы в пьесах Александра Островского. Вот они никогда не устареют.
– Недавно в Петербурге прошла традиционная ежегодная церемония вручения премии Владислава Стржельчика, вашего старшего коллеги по БДТ. Ее получили вы и, говорят, были очень этим удивлены.
– И удивлен, и рад, и очень горд. Премия эта тем хороша, что присуждают ее сами актеры – своим коллегам, которых хорошо знают. Обычно она вручалась молодым подающим надежды исполнителям, способным продолжить дело такого мастера, как Владислав Игнатьевич. То, что на этот раз ее получил я... Возможно, коллеги подгадали к моей круглой дате – скоро отмечу 60-летие. Возможно, намекают, что все еще впереди в моей актерской судьбе. И мне так хочется думать. Сам Владислав Стржельчик остается для меня идеалом драматического актера. Его талант был уникален. Играть мог все.
– Как ваш отец оценил бы ваше существование в профессии?
– Отец был категорически против того, чтобы я шел в актеры. Радовался, когда я стал слушателем ВМА и потом уехал служить в дальний гарнизон. Когда же я поступил в Театральный институт, то он настроен был по отношению к моему будущему лицедейству весьма скептически. Смирился, что называется, нехотя. А незадолго до смерти, в 1979 году услышал по радио инсценировку спектакля "Генералиссимус Суворов". Я исполнял в нем роль Суворова. Он слушал и плакал. Только после этого признал меня артистом. Почти по Пушкину: "И в гроб сходя, благословил".
Людмила Безрукова
"Труд", 12.03.2005