Чтобы помнили

В ПОИСКАХ АНДРЕЯ

30 марта народному артисту России Андрею Толубееву могло бы исполниться 65 лет…

Но 7 апреля будет уже два года, как его нет с нами. Время стремительно уносит события в прошлое – все дальше и дальше. Но вот парадокс – Андрей Толубеев в этом движении становится не меньше, а больше, ярче, как будто образ его наполняется удивительными подробностями, как будто находятся все новые и новые детали мозаики. И его Вселенная расширяется. При жизни человека многое кажется несущественным, а когда он уходит, мы начинаем пристальнее вглядываться и больше понимать.
Мы предлагаем вам не портрет, а скромную зарисовку. Часть большой мозаики…


Сергей ЛОСЕВ:
В последние годы перед театральным институтом Андрей активно занялся режиссурой в Студии Университета. Занимался он постановками по принципу английской пословицы: «Если хочешь чему-нибудь научиться – начни этому учить». И он учился. Весной 2009-го года, к годовщине смерти Андрея, студийцы возобновили один из его спектаклей – «Записки молодого врача» по прозе Михаила Булгакова. Это совсем молодые ребята, третье, если не четвертое поколение после Андрея, но с Владимиром Котовым во главе (студийцем, а ныне актером театра Комедии) они сумели восстановить атмосферу толубеевского спектакля, его театральную простоту и задушевность.
…Вспоминая те давние дни, я удивляюсь, как мы сочетали учебу в наших серьезных вузах и, можно сказать, работу в театральной Студии? Именно работу. Ведь все же делали сами: привозили и ставили декорации, играли, разбирали и увозили их. Конечно, мы «работали» в ущерб нашей основной учебе. Конечно, студийные заботы, первые актерские успехи, а у Андрея и первый режиссерский опыт – определили наше будущее однозначно. Но мы, вроде, как-то не догадывались, вернее, не думали об этом. Не было времени… Помню, как я завидовал студийцам, поступившим в Театральный институт. Везет ребятам, будут, не отвлекаясь, репетировать, играть да еще деньги и за это получать. Причем я искренне не думал, что могу поступить так же. Как мне кажется, и Андрей тоже не думал. Он первые годы учебы в Военно-медицинской Академии любил то, что изучал, ему нравилась медицина, и он не мыслил себя, во всяком случае по началу, актером. Но потом театр победил «вечный запах формалина» и решил его судьбу.

Елизавета ТОЛУБЕЕВА:
Меня поражало в папе странное соединение: с одной стороны – наивное восприятие мира, а с другой – удивительная ответственность за всех людей. Сколько ему звонили, просили помочь, и он не отказывал, помогал. И это было обычным делом, просто так надо. И это «так надо» воспитало меня. Не слова, которые он говорил, а то, как он поступал. Еще я чувствую, что во мне очень много от папиного мироощущения. Жизнь – веселая игра, но не в том смысле, что ты просто резвишься, а потому что получаешь удовольствие от всего процесса жизни. Веришь людям не потому, что нет плохих людей, а потому, что способен объяснить, почему человек поступает плохо и простить его. Для меня загадка, как папа смог через всю свою жизнь пронести и сохранить в себе способность воспринимать мир как ребенок. Эта его улыбка и лучащиеся детские глаза… Я понимаю, как невообразимо трудно сберечь в себе этого ребенка, когда вокруг столько жестокости, равнодушия, цинизма.
Он обожал дурачиться, начинал говорить на каком-то тарабарском языке, создавал вокруг себя какое-то искрящееся существование. У папы была любимая фраза о победе кильманды над разумом. Я даже не знаю, откуда она появилась в нашем семейном общении. Вроде бы эта самая кильманда в переводе с какого языка означает «иди сюда». Но на самом деле это ничего не объясняет. Однако мы все точно знали, что имелось в виду, когда папа говорил: «Ну, это полная победа кильманды над разумом!». Мне кажется, что и это «кильмандовское» ощущение жизни я тоже взяла от папы.

Марк КРЕМЕР:
Незаметно как-то я к Андрюше прикипел. И он ко мне. Трудно объяснить почему. Было какое-то взаимное удовольствие от общения… Незадолго до болезни он решился все-таки заняться живописью. Сам захотел. А собирался долго. По-моему, года два прицеливался. Потом я дал ему этюдник, подарил краски. Научил смешивать, чтобы получить какие-то средние тона. Он пошел к себе на озеро – на мостки – и хорошую штуку написал. Первый раз! Масло – очень тяжелый материал. Андрей, конечно же, очень одаренный человек. Если бы он занимался живописью, из него бы вполне получился художник. Это как с Симоновым: если бы он не был актером, он бы стал классным художником.
…Последний раз мы виделись в городе поздней осенью. Пошли послушать, как он озвучивает Змея Горыныча в мультфильме. Потом зашли в ресторан. А там ему сразу: «Как мы вас долго здесь не видели! Андрей Юрьевич, как вы похудели, как вам хорошо! Вы для роли?». Когда возвращались, я ему сказал: «Ты чего так медленно идешь? Из-за меня? Я могу и быстрее». А он мне ответил: «Нет, Вениаминыч, я теперь так хожу…»
Вот сейчас думаю, почему я не написал его портрет? Странно. Нет ответа. Сам он не просил. Может, стеснялся? А сосед наш по дачи сделал его портрет. Андрюша сам ему заказал – помочь ему хотел. Ну, тот и написал. Прямо скажу – страшнее войны! Совсем другой тип человеческий, абсолютно! Андрей пришел и говорит: «Пройдись по портрету….». А я ему: «Нет, я его трогать не буду. Хочешь, напишу наново твой портрет…». Но так и не состоялось. А теперь, думаю, что надо. Пусть память останется. В Андрюшином домике его можно будет и поставить. Прямо на мольберте – простеньком, деревянном. Обязательно сделаю…
Так ведь я до сих пор и не верю, что его нет. Мне кажется, что он ушел. Уехал на гастроли. Его нету, но он есть, все равно есть!

Екатерина ТОЛУБЕЕВА:
Я знаю – Андрюша ушел навсегда. И это – как молния. И нельзя выдержать. Мне раньше казалось, что я без него не проживу и дня. Умру. Но я же живу и это тоже такой парадокс. Какая природа хитрая штука. Мудрая штука. И я понимаю, что стоит жить, чтобы стать сильнее. Он учит меня и сейчас – как жить... И во имя его мне нельзя сдаваться. Но нет слов, чтобы высказать… Есть строки Цветаевой, которые мне дороги:

О, по каким морям и городам
Тебя искать? (Незримого – незрячей!)
Я проводы вверяю проводам,
И в телеграфный столб, упершись, – плачу.


Валерий ДЕГТЯРЬ:
Книга, который Андрей Юрьевич отдал двенадцать лет жизни, называется «В поисках Стржельчика». А могла бы называться так – «В ПОИСКАХ АНДРЕЯ». Как благодарен я ему за его самоотверженность, за его силу, с которой он пробивался сквозь быт и путы жизни к своей цели – найти, постичь, обозначить в пространстве воспоминаний образ своего – его героя! – Владислава Стржельчика! Мы все стремимся к Истине. Мы хотим быть услышанными в этом мире. Мы желаем запечатлеть свой образ, свой лик на сайте жизни. Это не честолюбие, нет! Это оправдание своего существования в мире. Каждый из нас – подобие Бога! Каждый создает свою вселенную, и каждый имеет на это право, но только смерть дает нам эту возможность. Только она делает свое «доброе дело». Тебя воспринимают таким, каким ты БЫЛ. Каким был Андрей? Нет, не БЫЛ, а есть! Он рядом с нами. Нет, мы рядом с ним! В поисках Андрея…
P.S. Через несколько месяцев после твоего ухода, я встретил тебя под небесами. В прямом смысле и в смысле переносном. На колоннаде Исаакиевского собора. Твой голос приглашал в путешествие над Петербургом. Ты и сюда успел. Так это было неожиданно и в то же время закономерно. Кому, как не тебе, коренному петербуржцу, связанному с великим прошлым, трудным настоящим и загадочным будущим этого города, следовало быть там и вести людей – приезжих и здешних – по этому городу. Время и Место ты соединил воедино. Твой голос завораживал. Ты вновь созидал и творил на Полпути к Небу!


Подготовила Ирина Жукова
Газета «Pro-сцениум», 04 (85), апрель 2010

Hosted by uCoz