Андрей Толубеев:
«...В самом понятии дома заложен конфликт»

Имена знаменитых людей обыденное сознание почти всегда ассоциирует с бытовым изобилием. Например, для меня было полной неожиданностью, когда один из лучших артистов города Андрей Юрьевич Толубеев, с которым мы встретились в его гримерке в Большом драматическом театре, рассказал мне, что у него в доме нет рабочего кабинета. Его территория в небольшой двухкомнатной квартире ограничивается углом. Но, как выяснилось в процессе беседы, это не мешает устойчивому ощущению домашнего уюта.

– Если это не очень неприличный вопрос, из чего состоит этот Ваш мужской угол в доме?

– Из наваленных на полу папок. Я собираю в папки газетные вырезки, которые, как мне кажется, могут пригодиться для каких-нибудь собственных сюжетов. Причем я люблю, чтобы все было подобрано одно к другому. Для меня раскладывать статьи по папкам – это определенный ритуал. Но чтобы разложить, надо сначала прочесть, а на это нужно время. Так что до тех пор, пока не выдастся свободный день, они просто лежат в куче и пылятся. Но без них тоже не обойтись. Скажем, если я решил написать что-то про БДТ, я же должен быть в курсе рецензий последних лет. Иначе просто некорректно браться за обобщения. Конечно, когда я смотрю разные фильмы, или вот сейчас, когда веду телевизионную передачу "Малые музеи Петербурга" и хожу по музеям-квартирам наших художников, писателей, ученых, я так завидую тем людям, у которых есть кабинет.

– А как Вы относитесь к идее, что работа должна оставаться на работе, а дом – это только семейный очаг?

– В таких разговорах о доме содержится некая провокация. Потому что в самом понятии дома заложен конфликт. Современный мужчина (а может, и не только современный) так устроен, что он вынужден все время работать. И попытка отделить дом от работы, связать ощущение дома только с ощущением отдыха или только с любовью оказывается порой гибельной для этой любви, да и для семьи вообще. По моим представлениям, дом должен быть такой территорией, где работа и личные отношения, не сталкиваясь друг с другом, сосуществуют органично.

– А где же Вы все-таки работаете, где пишете рассказы?

– У меня двухкомнатная квартира, где мы живем вчетвером – я, жена, две дочки, да еще и с котом. Даже мечта моей жизни – письменный стол – вряд ли когда-нибудь осуществится. Работать приходится на кухне ночью. Или вот здесь, в гримерке, – у меня тут, видите, и столик есть, и диванчик, где поспать можно. Или вот сейчас был на даче. Там у меня места много. Я так решил: там у меня веранда должна быть большая и моя комнатушка, где машинка печатная могла бы стоять. Компьютер там, правда, не установишь, потому что в электросети постоянные перепады.

– Недавно шла по Суворовскому и увидела мемориальную доску на одной из стен: "В этом доме жил народный артист СССР Юрий Владимирович Толубеев". У Вашего знаменитого отца квартира не была похожа на "малый музей"?

– Нет, что вы. У отца квартирка была еще меньше, чем моя теперешняя. Правда, там, кроме гостиной, было две небольшие комнатушки. В одной из них у отца стоял маленький столик, за которым он работал над ролями. Я сам это видел. Никаких сбережений у отца не было. Книги были. Но даже сейчас у меня домашняя библиотека гораздо обширнее. Но тогда ведь и достать хорошую книгу было невозможно. Вообще-то мы с матерью с 49-го года жили отдельно, но лето я обычно проводил с отцом. Вот эту квартиру, в которой я сейчас живу, выхлопотал для моей матери актер-депутат Николай Черкасов, потому что у нее была парализованная сестра. Правда, это была квартира на одном из надстроенных этажей, а там обычно такие лестницы, по которым и молодому-то тяжело подняться, не только пожилому. Но все-таки переехать в отдельную квартиру из коммуналки нам тогда казалось роскошью. Даже я это понимал.

– То есть в детстве у Вас тоже не было комнаты?

– Нет, одно время была, когда мы с мамой остались вдвоем, и я учился в Военно-медицинской академии.

– А до этого Вам пришлось узнать, что такое питерская коммуналка?

– Да. В 49-м мы переехали в коммуналку к бабушке, маминой маме, и прожили там до 54-го. Она, та коммунальная квартира, и сейчас существует. Иногда я захожу в тот двор...

– То есть неприятных воспоминаний коммунальный быт не оставил?

– Соседи были хорошие. Был такой Михаил Борисович, к которому все дети ходили смотреть телевизор, – тогда только появились первые телевизоры, с этими линзами, наполненными водой. Была очень интеллигентная женщина, учительница немецкого языка Софья Израилевна. На кухне в той квартире стояла огромная плита, которую топили дровами. В ней пекли пироги всей квартирой – в складчину. Вечерами все собирались на кухне за чаем с пирогом.

– А с какими событиями связано первое ощущение типа: "Вот это – мой дом"?

– У ребенка вряд ли подобные ощущения возможны. Скорее всего, я по-настоящему пережил чувство дома, когда поступил в Военно-медицинскую академию и оказался в казарме. Помню, то мама придет к воротам, кусочек арбуза принесет, то мачеха – какой-то бутербродик с колбаской. Вот когда невыносимо хотелось домой. К счастью, казармы были на первом этаже, и я оставлял в постели вместо себя шинель, а сам сигал в окно – и домой. На свидание сходишь, переночуешь дома и к утренней проверке, к семи часам, обратно.

– Андрей Юрьевич, а вот процесс построения собственного дома после появления семьи был для Вас процессом сознательным, выверенным или спонтанным?

– С тех пор как я женился, очень трудно понять, кто у нас глава дома. Мои усилия направлены, в основном, на зарабатывание денег. Я – вол, я – пахарь. А дом – на ней, на жене. И она, моя Катя, успевает и на сцене играть, и в доме уют создавать, и за детьми ухаживать. Ну да, номинально я, конечно, глава. Меня никто не унижает. Но внутренне я этих прав на себя не беру. Вот сейчас собираемся мы ремонт затеять. Какой кухне быть, какой быть ванне? У меня одно видение, а у нее другое. И я очень просто решил для себя: она там проводит больше времени, чем я, – пусть и решает. Я отступился. Например, я хочу душевую кабину, а она хочет ванну, – ну и пусть будет ванна. В конце концов, она же хозяйка. А мое дело – заработать на тот холодильник, который ей требуется в хозяйстве, или на то, чтобы у нее был такого цвета пол, какой ей видится. Она же мне не мешает создавать коллекцию тарелок.

– Вы собираете тарелки? Какого рода?

– Корпоративные – самые дешевые, какие могут быть. Ну, скажем, институт устраивает юбилей и выпускает к нему тарелки. Или Большой драматический театр. Или завод "ЛОМО". У меня есть тарелки к юбилею предприятия пожарной охраны или таможни. В музее Ломоносовского фарфорового завода эти тарелки не сохранились, а у меня они есть. У меня в коллекции – тарелки с чемпионата мира по футболу, с Игр доброй воли, с конкурса имени Чайковского. Есть тарелка к юбилею Пушкина – кстати, она была выпущена почему-то только одна. Или вот в Ялте в антикварном магазине купил еще довоенную тарелку с портретом Чехова. Это же теперь большая редкость. И Катя не просто терпит, а вписывает эту мою причуду в решение кухни.

– Возвращаясь к телевизионному проекту к 300-летию города "Малые музеи Петербурга", где Вы выступаете в качестве ведущего, какие музеи-квартиры потрясли Вас больше всего?

– О, есть роскошная квартира Федора Шаляпина. Она сохранилась ценой жизни одного актера из Мариинского театра, которому Шаляпин, уезжая, все оставил. В блокаду в нее стали вселять самых разных людей, которые принялись жечь мебель, книги. Тогда этот актер стянул все в одну комнату. Он сумел сберечь очень многое, а сам умер от голода. Его дочка и жена, вернувшись из эвакуации, приняли на себя заботу об этих реликвиях. Жена и дочь академика Ивана Павлова сохранили все так, как было при его жизни. Павлов вообще не позволял прикасаться к вещам на своем столе – и это его распоряжение близкие выполняли и после его смерти. Так все до сих пор и стоит. Раньше к вещам относились по-другому. За каждой вещью вставала история. Даже если это были игрушки. Вы не поверите, но, например, по советской игрушке можно было проследить перемены в политике властей.

– И последний вопрос. Я знаю, что, несколько лет занимая пост руководителя петербургского отделения Союза театральных деятелей, Вы вынуждены были решать жилищные проблемы членов союза. Как Вам это удавалось? Ведь никакого бесплатного жилья для питерских работников искусства больше нет?

– В экстренных случаях – это было три-четыре раза – я ходил на прием к губернатору, и он всякий раз помогал. Один раз удалось выбить пятно застройки – не близко к центру, но у метро. Когда дом был построен, члены союза получили двенадцать квартир. Сейчас началось строительство второго дома на тех же условиях. Но проблемы остаются. Более или менее приличный заработок дают сегодня актеру только сериалы. Но в них снимаются одни и те же люди – их не больше двадцати. Они, возможно, сведут концы с концами...


Анжелика Валерьева
сайт www.eip.ru, рубрика "Частная недвижимость", 30 июля 2002

Hosted by uCoz